О Нинель Федоровне Кузнецовой — Учителе и Ученом (воспоминания О.В. Костылевой)

О.В. Костылева,

ассистент кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

О Нинель Федоровне Кузнецовой — Учителе и Ученом

Для молодого поколения — студентов и аспирантов Нинель Федоровна Кузнецова в первую очередь была университетским профессором, читавшим лекции по Общей части уголовного права и один из самых востребованных спецкурсов на кафедре — «Основы теории квалификации преступлений». Но даже им, знавшим Нинель Федоровну только по учебному процессу, есть что вспомнить о яркой, запоминающейся, неординарной и неповторимой личности выдающегося ученого-правоведа и криминолога. Мне посчастливилось узнать Нинель Федоровну немного ближе, когда выпала честь работать с ней на одной кафедре.

 Первая моя встреча с Нинель Федоровной, как и полагается, состоялось в университетской аудитории. Что могли знать студенты второго курса о лекторе, начинавшем читать незнакомый для слушателей курс? Все, конечно, понимали, что перед нами доктор юридических наук, профессор, что Нинель Федоровна долгое время занимала должность заведующей кафедрой, что ее имя значится в качестве одного из редакторов учебника, выданного в библиотеке. Мало кто из нас тогда догадывался, что Нинель Федоровна — заслуженный деятель науки, лауреат Государственной премии, один из разработчиков действующего Уголовного кодекса. Еще меньшее число студентов-второкурсников имело представление о том, какой величиной в науке уголовного права является наш лектор.

Для студенческой среды, думаю, это вообще не было важным, все ждали главного — интересного, захватывающего представления материала по предмету, который у совсем юных студентов — будущих юристов прочно ассоциировался с «настоящей юриспруденцией». Даже мои прагматичные сокурсники, примерявшиеся к много сулившей для карьеры, как они полагали, кафедре гражданского права, с интересом ждали первых лекций по праву уголовному. И ожидание нас не обмануло. Правда, посещение предмета на курсе в целом очень «хромало», но все, кто пришел на первые занятия к Нинель Федоровне, продолжали ходить без пропусков. Нинель Федоровна, конечно, расстраивалась (и не скрывала этого), что студентов было немного, и последнюю лекцию на нашем курсе закончила словами, что желает всем не ходившим на ее лекции не встречаться с уголовным правом на практике. Это, наверное, показательно: если что-то наболело, Нинель Федоровна не могла этого скрыть, будучи весьма искренним и открытым человеком.

Вспоминается, что, подходя к аудитории П-3 в первом гуманитарном корпусе, где у нас были лекции по уголовному праву, всегда можно было увидеть Нинель Федоровну, медленно прогуливающуюся по первому этажу в ожидании лекции. Нинель Федоровна неизменно приезжала заранее, и было счастьем, если удавалось в коридоре немного поговорить с ней. А она всегда была искреннее рада такому общению, даже, как кажется, заинтересована в нем: ей всегда было важно, что думают студенты, и не только об уголовном праве. Наверно, это было одним из проявлений ее педагогического призвания.

Лекции Нинель Федоровны нельзя назвать классическими. Она излагала тему, не просто знакомя с так называемым позитивным материалом, который студенты обычно кропотливо записывают, как диктант. Часто записать за Нинель Федоровной было просто невозможно: привыкнув к академическому чтению лекций другими профессорами, ты просто терялся в разношерстном, многоликом материале, предлагаемом Нинель Федоровной. Да и иногда, честно говоря, просто не хотелось конспектировать, глядя в тетрадь, поскольку при этом пропускалось самое важное — взгляд, эмоции, жесты Нинель Федоровны, которые были неповторимы и сами по себе говорили о многом. Хотелось просто слушать и восхищаться, хотя Нинель Федоровна, увидев, что аудитория не записывает, делала замечание.

Она была педагогом, на лекциях которого можно было не только влюбиться в преподаваемый предмет, но и получить бесценные уроки ответственного отношения к делу, неприятия равнодушия к судьбе науки, образования, страны в целом. Нинель Федоровна всегда удивлялась, расстраивалась и не понимала, как молодые люди могут быть столь безучастны и не интересоваться ничем, кроме карьеры.

Ее лекции — это не только основы Общей части уголовного права, но и оригинальные мысли, рассуждения, искренние впечатления и даже переживания нашего лектора по поводу самых последних событий, происходящих в уголовно-правовой науке, законодательстве, уголовной политике. Невозможно было оставаться безразличными, когда Нинель Федоровна приходила в аудиторию с газетами, зачитывала интервью какого-нибудь депутата, информацию о новых законопроектах, вносящих изменения в Уголовный кодекс, а после давала всему этому весьма лаконичный и разгромный комментарий. Ее коронными фразами, которые вспоминались на нашем курсе до конца обучения, были такие: «дура закон, но это закон» (оригинальный перевод латинского выражения dura lex sed lex) и «сломали (или иногда — „изуродовали“) Уголовный кодекс» (ее оценка большинства «поправочных» законов). Запомнилось, как Нинель Федоровна прокомментировала изменения в ст. 37 УК РФ, когда были разделены случаи отражения опасного и не опасного для жизни посягательства, подчеркивая, насколько сложно оценить угрожающую опасность: «Я что, должна теперь спрашивать у преступников: „А вы меня будете убивать по статье 105?“». И далее следовало ставшее традиционным выражение недовольства деятельностью «думского цивилиста», возглавлявшего комитет по законодательству. Вообще любые непродуманные изменения уголовного закона как по живому «резали» Нинель Федоровну — так по-настоящему остро она переживала за свое детище — Уголовный кодекс 1996 г.

Долго потом вспоминал наш курс еще один эпизод, с радостью цитируя профессора Кузнецову. Нинель Федоровна на одно из занятий принесла книжку В. Сорокина «Лед». И во время лекции (уже не помню, почему этот вопрос был поднят ею в связи с Общей частью уголовного права) заявила буквально следующее: «Никто не знает, что такое порнография, а я знаю — ВОТ (поднимая томик над головой и торжественно демонстрируя всем) порнография!».

Как я узнала позже из разговора с Нинель Федоровной, она ни разу не пришла на лекцию, не прочитав перед этим что-то новое, не придумав что-то, что могло бы увлечь студентов. А уж об уровне теоретического материала и говорить нечего: он был высочайшим, какой только мог быть у настоящего ученого, даже немного навырост — еще не по нашим, пока еще мало что понимавшим, головам. И все это, как сейчас понимаешь, неустанно учило нас уважению к науке, праву, справедливости.

Собственный, не похожий на другие, стиль чтения лекций, непередаваемый задор Нинель Федоровны, ясно ощущаемое студентами ее желание заинтересовать слушателей, поделиться с ними всеми своими знаниями, зажечь любовь к уголовному праву — это не могло не восхищать. Многие слушатели ходили «на Нинель Федоровну», а не на уголовное право. И были студенты, которые благодаря Нинель Федоровне выбрали кафедру уголовного права, идя не просто за предметом, а за Учителем. Это и становилось студенческой оценкой труда Нинель Федоровны, ее таланта, ее индивидуальности и неповторимости.

С каждой лекцией все больше и больше мы понимали, что перед нами не просто блестящий преподаватель и ученый, а человек, преданный науке безмерно, безгранично, без остатка.

Позже, после окончания Университета, мне удалось пообщаться с Нинель Федоровной вне учебного процесса, побывать у нее дома, хотя и эти встречи были связаны с научной деятельностью — иногда Нинель Федоровна просила перепечатать для публикации написанные ею от руки тексты. Тогда уже было заметно, насколько ей тяжело работать из-за расстроившегося здоровья. И при этом ты видел человека, который был поглощен работой и который отдавал все, уже последние силы любимому делу, писал остро, честно, смело, просто потому что не мог иначе. Письменный стол был завален черновиками, книгами, журналами, которые нужны были для очередной статьи, но Нинель Федоровна отыскивала нужное за секунду, если вдруг требовалось проверить какую-то ссылку. А сколько было разговоров по поводу ее почерка, когда при перепечатывании возникали неизменные вопросы о двух-трех фрагментах, в которых так и не удалось разобраться! Нинель Федоровна, получив соответствующий вопрос, сразу же что-нибудь едкое бросала в адрес собственного почерка, смотрела на нерасшифрованный текст и говорила: «Нет, ну это я и сама не пойму, что написано. Но сейчас по смыслу разберемся». И, смеясь, добавляла: «Вот Вы, специалист, не понимаете, а представьте, каково моей соседке (по дому) без юридического образования, которую я иногда прошу помочь мне с набором текста».

Увидев Нинель Федоровну непосредственно в работе, когда она почти без перерыва, практически сутками — насколько позволяло здоровье — трудилась над статьей, нельзя было не задуматься над тем, насколько же сильно она переживала за будущее науки и судьбу страны, которая тонет в преступности. О самых злободневных и неудобных вопросах Нинель Федоровна писала неизменно честно, оценивая события так, как считала объективным и правильным, невзирая на чины и звания. Каждое написанное ею слово не только обдумано, как и свойственно подходу настоящего ученого, но и пережито, пропущено сквозь сердце. Она всегда с большой неохотой соглашалась что-то изменить, приговаривая: «Ну, если захотят вырезать — вырежут».

Возмутитель спокойствия на конференциях, конгрессах, круглых столах и прочих мероприятиях — такой же она была и на заседаниях кафедры. Нинель Федоровна сидела напротив ведущего заседания заведующего и частенько брала инициативу на себя, если какой-то обсуждаемый вопрос она считала непраздным: начиная от утверждения тем кандидатских диссертаций и заканчивая обсуждением научной деятельности кафедры. Впервые попавшие на заседания кафедры новые аспиранты всегда с удивлением, иногда даже восторгом наблюдали за искрометными диалогами двух профессоров — В.С. Комиссарова и Н.Ф. Кузнецовой, если вдруг мнения последних в каком-то вопросе расходились. Именно благодаря настойчивости Нинель Федоровны была выпущена одна из последних коллективных монографий членов кафедры — «Взаимодействие международного и сравнительного уголовного права»: во время подготовки этой работы почти на каждом заседании Нинель Федоровна напоминала авторам, что нужно дописывать и поскорее сдавать ей свои главы.

Не терпящая халтуры в научной деятельности, Нинель Федоровна столь же строго относилась и к студентам, не проявляющим должной ответственности. Вспоминается, как Нинель Федоровна долго не могла понять, почему она должна принимать зачет у студента-иностранца, который ни разу не пришел к ней на спецкурс, вместо того чтобы сразу, не спрашивая, поставить ему «незачет», справедливо полагая, что при таком отношении к делу он недостоин получить положительную оценку. Вместе с тем студентов интересующихся, неленивых она любила и всячески пыталась облегчить их судьбу, выставляя зачеты «автоматом» тем, кто присутствовал и работал на ее лекциях, предварительно согласовав это с преподавателем, ведущим семинарские занятия.

Нинель Федоровна всегда радовалась успехам своих учеников. Она с большим уважением и гордостью за тех, кто считал ее своим учителем, рассказывала нам на спецкурсе об их опубликованных исследованиях. Помню, как она восторженно говорила о своей ученице Елене Кобзевой, демонстрируя работу последней, когда мы рассматривали проблематику оценочных признаков в уголовном праве.

Нинель Федоровна оставила большое наследие: монографии, учебники, статьи. Даже самая небольшая ее работа дает возможность не только оценить необъятность научных интересов Нинель Федоровны, ее умение смотреть в корень любого вопроса — от проблем квалификации до криминологического анализа, но и восхититься ее непреодолимой напористостью в отстаивании ценности и важности уголовно-правовой науки. Искренние переживания за то, о чем пишешь, подчас заставляли Нинель Федоровну отходить от общепринятого, лишенного эмоциональности научного стиля изложения. Такова была Нинель Федоровна — человек открытый, искренний, прямой, в ряде вопросов бескомпромиссный и всегда остававшийся неравнодушным к судьбе своей страны, которую любила и которой служила до последних дней, отстаивая законность, справедливость и истину.

Встреча с такими людьми, как Нинель Федоровна, в силу масштаба их личности, даже недолгая их сопричастность твоей судьбе обязательно меняют что-то в тебе самом, пусть даже совсем незаметно. А поэтому пока мы живем, они живут в нас, в наших мыслях и поступках. Память о блестящем и заинтересованном в учениках Учителе, смелом и преданном делу науки Ученом, неповторимом Человеке — Нинель Федоровне Кузнецовой — будет храниться и в моем сердце.